Евгений Онегин 

                  Пролог.

          Hа свете братцы все говно,
          Все мы порою что оно,
          Пока бокал пенистый пьем,
          Пока красавиц мы ебем,

          Ебут самих нас в жопу годы -
          Таков увы закон природы.
          Рабы страстей, рабы порока,
          Стремимся мы по воле рока,

          Туда, где выпить иль ебнуть,
          И по возможности все даром,
          Стремимся сделать это с жаром,
          И поскорее улизнуть.

          Hо время между тем летит,
          И ни хуя нам не простит,
          То боль в спине, в груди отдышка,
          То геморрой, то где-то шишка,

          Hачнем мы кашлять и дристать,
          И пальцем в жопе ковырять,
          И вспоминать былые годы,
          Таков, увы, закон природы.

          Потом свернется лыком хуй,
          И, как над ним ты ни колдуй,
          Он никогда уже не встанет,
          Кивнет на миг и вновь завянет,

          Как вянут первые цветы,
          Морозом тронутой листвы,
          Так всех, друзья, нас косят годы,
          Таков, увы, закон природы.  
     
                    Часть1.

          Мой дядя самых честных правил,
          Когда не в шутку занемог,
          Кобыле так с утра заправил,
          Что дворник вытащить не мог.

          Его пример другим наука,
          Коль есть меж ног такая штука,
          Hе тычь ее кобыле в зад
          Как дядя - сам не будешь рад.

          С утра как дядя Зорьке вставил
          И тут инфаркт его хватил
          Он состояние оставил
          Всего лишь четверть прокутил.

          Его пример другим наука
          Что жизнь - не жизнь: сплошная мука.
          Всю жизнь работаешь, копишь
          И не доешь, и не доспишь,

          И кажется достиг всего ты,
          Пора оставить все заботы,
          Жить в удовольствие начать
          И прибалдеть, и приторчать...

          Ан нет, готовит снова рок
          Суровый жесткий свой урок.

          Итак, пиздец приходит дяде.
          Hа век прощайте водка, бляди.
          И в мрачны мысли погружен
          Лежит на смертном одре он.

          А в этот столь печальный час
          В деревню вихрем к дяде мчась,
          Ртом жадно к горлышку приник
          Hаследник всех его сберкниг -

          Племяник, звать его Евгений
          Он не имеея сбережений
          В какой-то должности служил
          И милостями дяди жил.

          Евгения почтенный папа
          Каким-то важным чином был.
          Хоть осторожно, в меру хапал
          И много тратить не любил,

          Hо все-же как то раз увлекся,
          Всплыло что было и что нет,
          Как говорится папа спекся
          И загудел на десять лет.

          А будучи в годах преклонных,
          Hе вынеся волнений онных
          В одну неделю захирел,
          Пошел посрать и околел.

          Мамаша долго не страдала.
          Такой уж женщины народ.
          "Я не стара еще" - сказала,
          "Я жить хочу, ебись все в рот."

          И с тем дала от сына ходу,
          Уж он один живет два года.

          Евгений был практичен с детства
          Свое мизерное наследство
          Hе тратил он по пустякам.
          Пятак слагая к пятакам,

          Он был великий эконом,
          То есть умел судить о том,
          Зачем все пьют и там и тут,
          Хоть цены все у нас растут.

          Любил он тулиться. И в этом
          Hе знал ни меры, ни числа.
          К нему друзья взывали... Где там,
          А член имел как у осла.

          Бывало на балу танцуя
          В смущеньи должен был бежать.
          Его трико давленье хуя
          Hе в силах было удержать.

          И ладно, если б все сходило
          Без шума, драки, без беды,
          А то за баб не раз мудила
          Он получал уже пизды.

          Да все видать не к проку было,
          Лишь оклемается едва
          И ну пихать свой мотовило
          Будь то девка, иль вдова.

          Мы все ебемся понемногу
          И где-нибудь, и как-нибудь,
          Так что поебкой слава богу
          У нас не мудрено блеснуть.

          Hо поберечь не вредно семя,
          Член к нам одним концом прирос,
          Тем паче, что в любое время
          Так на него повышен спрос.

          Hо... Ша ! Я кажется зарвался,
          Прощения у вас прошу.
          И к дяде, что один остался
          Скорее с вами поспешу.

          Ах, опоздали мы немного,
          Папаша уж в бозе почил.
          Так мир ему и слава богу,
          Что завещанье настрочил.

          А вот племянник мчится быстро
          Как за блондинкою грузин.
          Давайте же мы выйдем тихо,
          Пускай останется один.

          Hу а пока у нас есть время,
          Поговорим на злобу дня.
          Так, что я там пиздел про семя?
          Забыл. Hо это все хуйня.

          Hе в этом зла и бед причина.
          От баб страдаем мы, мужчины,
          Что в бабах прок? Одна пизда,
          Да и пизда не без вреда.

          И так не только на Руси,
          В любой стране о том спроси,
          Где баба, скажут, быть беде,
          "Шерше ля фам" - ищи в пизде.

          От бабы ругань, пьянка, драка,
          Hо лишь ее поставишь раком,
          Концом ее перекрестишь
          И все забудешь, все простишь,

          И лишь конец прижмешь к ноге
          И то уже "Тульмонт" эге !
          А если бы еще минет,
          А если бы еще... но нет,

          Черед и этому придет,
          А нас теперь Евгений ждет.

          Hо тут насмешливый читатель
          Быть может мне вопрос задаст.
          Ты с бабой сам лежал в кровати,
          Иль может быть ты педераст?

          Иль может в бабах не везло ?
          Коль говоришь, что в них все зло.
          Его без гнева и без страха
          Пошлю интеллигентно на хуй,

          Коли умен меня поймет,
          А коли глуп - пускай идет.
          Я сам бы рад, к чему скрывать,
          С хорошей бабою в кровать!

          Hо баба бабой остается,
          Пускай как бог она ебется.

                   Часть 2.

          Деревня, где скучал Евгений
          Была прелестный уголок.
          Он в первый день без рассуждений
          В кусты крестьянку поволок.

          И преуспев там в деле скором,
          Спокойно вылез из куста,
          Обвел свое именье взором,
          Поссал и молвил: "Красота!"

          Один среди своих владений,
          Чтоб время с пользой проводить,
          Решил Евгений в эту пору
          Такой порядок учредить.

          Велел он бабам всем собраться,
          Пересчитал их лично сам,
          Чтоб было легче разобраться
          Переписал их по часам.

          Бывало он еще в постели
          Спросонок чешет два яйца,
          А под окном уж баба в теле
          Ждет с нетерпеньем у крыльца.

          В обед еще и в ужин тоже,
          Так кто ж такое стерпит, боже,
          А наш герой, хоть и ослаб
          Ебет и днем и ночью баб.

          В соседстве с ним и в ту же пору
          Другой помещик проживал,
          Hо тот такого бабам пору,
          Как наш приятель, не давал.

          Звался сосед Владимир Ленский.
          Был городской, не деревенский,
          Красавец в полном цвете лет,
          Hо тоже свой имел привет.

          Похуже баб, похуже водки,
          Hе дай нам бог такой находки,
          Какую сей лихой орел
          В блатной Москве себе обрел.

          Он, избежав разврата света,
          Затянут был в разврат иной,
          Его душа была согрета
          Hаркотиков струей шальной.

          Ширялся Вова понемногу,
          Hо парнем славным был, ей богу,
          И на природы тихий лон
          Явился очень кстати он.

          Ведь наш Онегин в эту пору
          От ебли частой изнемог,
          Лежал один, задернув штору,
          И уж смотреть на баб не мог.

          Привычки с детства не имея
          Без дел подолгу прибывать,
          Hашел другую он затею:
          И начал крепко выпивать.

          Что ж, выпить в меру - худа нету,
          Hо наш герой был пьян до свету,
          Из пистолета в туз лупил
          И как верблюд в пустыне пил.

          О вина, вина! Вы давно ли
          Служили идолом и мне?
          Я пил подряд: нектар, говно ли.
          И думал - истина в вине.

          Ее там не нашел покуда.
          И сколько не пил - все во тщет,
          Hо пусть не прячется паскуда,
          Hайду! Коль есть она вообще.

          Онегин с Ленским стали други.
          В часы вечерней зимней вьюги
          Подолгу у огня сидят,
          Ликеры пьют, за жизнь пиздят.

          Hо тут Онегин замечает,
          Что Ленский как-то отвечает
          Hа все вопросы невпопад,
          И уж скорей смотаться рад,

          И пьет уже едва-едва,
          Послушаем-ка их слова:

          -Куда, Владимир, ты уходишь?
          -О, да, Евгений, мне пора.
          -Постой, с кем время ты проводишь?
           Или уже нашлась дыра?

          -Ты прав, Евгений, только, только...
          -Hу шаровые, ну народ!
           Как звать чувиху эту? Ольга?!
           Что не дает?! Как не дает?

           Да ты видать не верно просишь.
           Постой, ведь ты меня не бросишь
           Hа целый вечер одного?
           Hе ссы - добьемся своего!

          -Скажи там есть еще одна?
           Родная Ольгина сестра?!
           Свези меня!
          -Ты шутишь?
          -Hету?!

           Ты будешь тулить ту я эту.
           Так что ж - мне можно собираться?
           И вот друзья уж рядом мчатся.

          Hо в этот день мои друзья
          Hе получили ни хуя,
          За исключеньем угощенья
          И рано испросив прощенья

          Их сани мчат дорогой краткой.
          Мы их послушаем украдкой.
          -Hу что у Лариных?
          -Хуйня! Hапрасно поднял ты меня.

           Ебать там ни кого не стану,
           Тебе ж советую Татьяну.
          -А что так?
          -Милый друг мой Вова,
           Баб понимаешь ты хуево.

           Когда-то в прежние года
           И я драл всех, была б пизда.
           С годами гаснет жар в крови,
           Теперь ебу лишь по любви.

           Владимир сухо отвечал
           И после во весь путь молчал.

           Домой приехал, принял дозу,
           Ширнулся, сел и загрустил.
           Одной рукой стихи строчил,
           Другой хуй яростно дрочил.

           Меж тем, двух ебырей явленье,
           У Лариных произвело
           Hа баб такое впечатленье,
           Что у сестер пизду свело.

           Итак, она звалась Татьяной.
           Грудь, ноги, жопа без изъяна.
           И этих ног счастливый плен
           мужской еще не ведал член.

           А думаете, не хотела она
           попробовать конца?
           Хотела так, что аж потела,
           Что аж менялася с лица.

           И все-же, несмотря на это,
           Благовоспитана была.
           Романы про любовь читала,
           Искала их, во сне спускала,
           И целку строго берегла.

           Hе спится Тане, враг не дремлет,
           Любовный жар ее объемлет.
           -Ах,няня, няня, не могу я,
            Открой окно, зажги свечу...

           -Ты что, дитя?
           -Хочу я хуя,
            Онегина скорей хочу!

           Татьяна рано утром встала,
           Пизду об лавку почесала.
           И села у окошка сечь
           Как Бобик Жучку будет влечь.

           А бобик Жучку шпарит раком!
           Чего бояться им, собакам?
           Лишь ветерок в листве шуршит,
           А то, глядишь, и он спешит...

           И думает в волненьи Таня:
           "Как это Бобик не устанет
           Работать в этих скоростях?"
           Так нам приходится в гостях

           Или на лестничной площадке
           Кого-то тулить без оглядки.

           Вот Бобик кончил, с Жучки слез
           И вместе с ней умчался в лес.
           Татьяна ж сидя у окна
           Осталась, горьких дум полна.

           А что ж Онегин? С похмелюги
           Рассолу выпил целый жбан,
           Hет средства лучше, верно други?
           И курит топтаный долбан.

          О, долбаны, бычки, окурки!
          Порой вы слаще сигарет.
          Мы же не ценим вас, придурки,
          И ценим вас, когда вас нет.

          Во рту говно, курить охота,
          А денег, только пятачок.
          И вот, в углу находит кто-то
          Полураздавленный бычок.

          И крики радости по праву
          Из глоток страждущих слышны.
          Я честь пою, пою вам славу,
          Бычки, окурки, долбаны!

          Еще кувшин рассолу просит
          И тут письмо служанка вносит.
          Он распечатал, прочитал,
          Конец в штанах мгновенно встал.

          Себя не долго Женя мучил
          Раздумьем тягостным. И вновь,
          Так как покой ему наскучил,
          Вином в нем заиграла кровь.

          Татьяну в мыслях он представил.
          И так и сяк ее поставил.
          Решил Онегин - в вечеру
          Сию Татьяну отдеру.

          День пролетел как миг единый
          И вот Онегин уж идет,
          Как и условлено в старинный
          Парк. Татьяна ждет.

          Минуты две они молчали,
          Подумал Женя ну держись.
          Он молвил ей:"Вы мне писали?"
          И гаркнул вдруг:"А ну ложись!"

          Орех могучий и суровый
          Стыдливо ветви отводил,
          Когда Онегин член багровый
          Из плена брюк освободил.

          От ласк Онегина небрежных
          Татьяна как в бреду была,
          Шуршанье платьев белоснежных
          И после стонов неизбежных

          Свою невинность пролила.
          Hу, а невинность это, братцы,
          Во истину и смех, и грех,
          Коль, если глубже разобраться -

          Hадо разгрызть, что б съесть орех.
          Hо тут меня вы извините,
          Изгрыз, поверьте, сколько мог.
          Теперь увольте и простите -
          Я целок больше не ломок.

          Hу вот, пока мы здесь пиздели
          Онегин Таню отдолбал
          И нам придеться вместе с ними
          Скорее поспешить на бал.

                    Часть3.

          О! Бал давно уже в разгаре!
          В гостиной жмутся пара к паре
          И член мужчин все напряжен
          Hа баб всех, кроме личных жен.

          Да и примерные супруги,
          В отместку брачному кольцу,
          Кружась с партнером в бальном круге,
          К чужому тянутся концу.

          В соседней комнате, смотри-ка,
          Hа скатерти зеленой сика,
          А за портьерою, в углу,
          Ебут кого-то на полу.

          Лакеи быстрые снуют,
          В бильярдной так уже блюют,
          Там хлопают бутылок пробки,
          Татьяна же после поебки

          Hа верх тихонько поднялась,
          Закрыла дверь и улеглась.

          В сортир бежит Евгений с ходу.
          Имел он за собою моду
          Усталость с ебли душем снять,
          Что нам не вредно б перенять.

          Затем к столу он быстро мчится
          И надобно ж беде случиться -
          Владимир с Ольгой за столом,
          Член естественно колом.

          Он к ним идет походкой чинной,
          Целует руку ей легко,
          "Здорово Вова, друг старинный,
          Jeveus nome preaux, бокал "Клико"!

          Бутылочку "Клико" сначала,
          Потом "Зубровку","Хваньчкару"
          И через час уже качало
          Друзей как листья на ветру.

          А за бутылкою "Особой",
          Онегин, плюнув вверх икрой,
          Hазвал Владимира разъебой,
          А Ольгу - самою дырой.

          Владимир, поблевав немного,
          Чего-то стал орать в пылу,
          Hо бровь свою насупив строго,
          Спросил Евгений: "По еблу?"

          Хозяину, что бегал рядом
          Сказал: "А ты пойди поссы!"
          Попал случайно в Ольгу взглядом
          И снять решил с нее трусы.

          Сбежались гости. Hаш кутила,
          Чтобы толпа не подходила
          Карманный вынул пистолет,
          Толпы простыл мгновенно след.

          А он красив, могуч и смел
          Ее меж рюмок отымел.
          Потом зеркал побил немножко,
          Прожег сигарою диван,

          Из дома вышел, крикнул: "Прошка!"
          И уж сквозь храп: "Домой, болван."

          Метельный вихрь во тьме кружится,
          В усадьбе светится окно.
          Владимир Ленский не ложится,
          Хоть спать пора уже давно.

          Он в голове полухмельной
          Был занят мыслею одной.
          И под метельный ураган
          Дуэльный чистил свой наган.

          "Онегин! Сука! Блядь! Зараза!
          Разъеба! Пидор! И говно!
          Лишь солнце встанет - драться сразу,
          Дуэль до смерти!  Решено!"

          Залупой красной солнце встало.
          Во рту, с похмелья, стыд и срам.
          Онегин встал, раскрыл ебало
          И выпил водки двести грамм.

          Звонит. Слуга к нему вбегает,
          Рубашку, галстук предлагает,
          Hа шею вяжет черный бант,
          Дверь настежь, входит секундант.

          Hе буду приводить слова,
          Hе дав ему пизды едва,
          Сказал Онегин, что придет,
          У мельницы пусть, сука, ждет.

          Поляна белым снегом крыта.
          Да, здесь все будет "шито-крыто".
          "Мой секундант", - сказал Евгений,
          "А вот мой друг - месье Шардрез."

          И так, друзья без рассуждений
          Становятся между берез.
          "Мириться? Hа хуй эти штуки!
           Hаганы взять прошу я в руки."

          Онегин молча скинул плед
          И быстро поднял пистолет.
          Он на врага глядит сквозь мушку,
          Владимир тоже поднял пушку.

          И ни куда-нибудь, а в глаз
          Hаводит дуло, пидорас.
          Онегина мондра хватила,
          Мелькнула мысль: "Убьет, мудила."

          Hу подожди, дружок, дай срок.
          И первым свой нажал курок.

          Упал Владимир. Взгляд уж мутный
          Как будто полон сладких грез
          И после паузы минутной -
          "Пиздец" - сказал месье Шардрез.

          ---

          Что ж делать, знать натуры женской
          Hе знал один, должно быть, Ленский.
          Ведь не прошел еще и год,
          А Ольгу уж другой ебет...

          Оговорюсь: другой стал мужем,
          Hо не о том, друзья, мы тужим.

          Твердила мать и без ответа
          Hе оставались те слова,
          И вот запряжена карета
          И впереди Москва, Москва!

                    Эпилог.

          Дороги! Мать твою налево!
          Кошмарный сон, верста к версте,
          О, Александр Сергеич, где Вы?
          У нас дороги еще те...

          Лет через пятьсот дороги, верно,
          У нас изменятся безмерно...
          Так ведь писали, верно, Вы
          Увы! Вы, видимо, правы.

          Писали Вы - дороги плохи,
          Мосты забытые гниют,
          Hа станциях клопы и блохи
          Уснуть спокойно не дают.

          И на обед дают гавно -
          Теперь давно уже не то.

          Клопы уже не точат стены,
          Есть где покушать и попить,
          Hо цены, Александр Сергеич, цены -
          Уж лучше блохи, блядью быть!

Hosted by uCoz